Вячеслав Манучаров: «Самое страшное — сказать своему ребенку, что мамы больше нет»
Телеведущий рассказал о семейной драме и счастье, обретенном во втором браке. Подробности — в интервью
Наблюдать за тем, как гены проявляют себя, достаточно любопытно. Вячеслав Манучаров, потомок известного дворянского рода, выбрал актерскую профессию, что его родные восприняли с явным неудовольствием. Но если его предок Александр Пушкин стихи писал, то Вячеслав мастерски их декламирует. И своими ролями в кино, и участием во всевозможных телешоу он доказал, что артистом стал не зря. Впрочем, как говорит Вячеслав, сегодня показатель успешности человека — не только его карьера, но и семья, что и стало темой интервью журнала «Атмосфера».
— Вячеслав, вы согласны с выражением, что кровь — не вода? И сказывалось ли аристократическое происхождение на вашем воспитании в детстве?
— Как говорила моя бабушка, среда — это не четверг, в том смысле, что атмосфера, в которой растет ребенок, — его лучшая прививка по жизни. Те азы воспитания, которые были в меня вбиты, в том числе и силой, дают о себе знать сегодня. С тем, что многое передается нам от предков, согласен абсолютно. Смотрю сейчас на своего младшего сына Данилу, которому почти четыре года, — и узнаю себя, свою мимику, у нас даже вкусы в еде совпадают. Так что гены — штука мощная. Я действительно из старой московской семьи, первое упоминание о ней относится к 1803 году, у нас был особняк на Остоженке, не сохранился. Когда я поступал в театральный, бабушка сказала: «Запомни, помимо твоей фамилии за тобой стоят фамилии твоих предков, в том числе Пушкина». Оказалось, одна из наших родственниц в родстве с Мусиными-Пушкиными. Для меня всегда это было дополнительным грузом ответственности. И когда мои однокурсники пили пиво на Арбате и немного хулиганили, я старался себя сдерживать.
— Хотя сам Пушкин был хулиган еще тот…
— Абсолютно. Я до этого работал в Питере, на Мойке, через дом от его дома, где сейчас находится музей. И конечно, все там пронизано его творчеством, воспоминаниями о нем, я столько баек наслышался о его выходках. Но Пушкин — наше все. (Смеется.)
— Вы упомянули бабушку, она тоже легендарная личность, я читала, что она была секретарем у Ленина.
— Она была библиотекарем. Но да, она видела живого вождя. У нас хранится немало реликвий, оставшихся от Владимира Ильича. В частности, предметы из его кабинета в Ленинских Горках — пресс-папье, чернильница, спичечница, книги, которые он подписывал и дарил бабушке. Там был ремонт, и как-то он сказал бабушке: «Заберите все это домой, потом вернете». А вскоре он заболел, и, собственно, никто уже ничего не вернул. Но самое главное — фотографии. На этих снимках Ленин с курчавой головой, не лысый, а еще достаточно молодой и интересный мужчина. И рядом моя бабушка в очках.
— С бабушкой вы много времени вместе проводили, росли на ее даче…
— Я прекрасно отношусь к своим родителям, но воспитывала меня в большей степени бабушка, и какие-то из ее жизненных принципов со мной до сих пор. Так, я не могу пройти мимо человеческой просьбы. Хотя в наше время помощь ближнему — это, как бы выразиться, немодно. Еще для меня абсолютный нонсенс — феминистическая этика. Я не понимаю, как не сделать девушке, пусть даже посторонней, комплимент, как не уступить место в метро. А сегодня это может быть расценено как проявление сексизма. У нас стало принято хулить «совок», но в том воспитании были и свои плюсы.
— Но получается, в детский сад вы не ходили, жили на генеральской даче, то есть были мальчиком, оторванным от коллектива.
— До поры до времени. Девяностые годы коснулись всех. «Из князи в грязи» — абсолютно моя история. Мой отец был достаточно большой шишкой в советской Москве, директором меховой фабрики. Когда его не стало, у нас началась другая жизнь. Была служебная квартира, которую у нас забрали, и мы с мамой и парализованной бабушкой оказались в коммуналке на Арбате. Мне тогда было лет восемь-девять, и я начал узнавать некие социальные стороны жизни.
— Как раз у домашних мальчиков и бывает протест, хочется все попробовать. Вот и вы ушли из дома, жили в трансформаторной будке.
— Я никогда не испытывал желания попробовать все. Секс, наркотики, рок-н-ролл — не моя история. Просто родные были категорически против моего поступления в театральный, настаивали, чтобы я занимался бизнесом. Мама сказала: хочешь быть актером — дерзай, но мы тебя поддерживать не будем. И я собрал вещи и ушел. А в Щукинском училище за вахтой режиссерского факультета располагались технические помещения. Я тогда уже подрабатывал в ресторане, немного занимался фарцой, деньги у меня водились. И я купил возможность жить в трансформаторной будке. Меня кормили завтраком вахтеры. Я приходил на занятия первым. Все было потрясающе!
— Сколько же стоило такое роскошество?
— Не помню, уже столько лет прошло. Вроде шестьсот рублей, стипендия была тогда тысяча двести. Полстипендии отдавал, учитывая, что я приходил туда только чтобы поспать. У меня был потрясающий спальный мешок, купленный в магазине «Охотник и рыболов», прямо как у Шурика из «Кавказской пленницы».
— Ваши представления об актерской профессии изменились с тех лет? Возможно, был разрушен романтический ореол?
— Безусловно, у каждого человека меняются пристрастия, видение и вкусы. Я взрослел, инфантилизм заканчивался. Но я всегда относился к актерству именно как к профессии, а не к какому-то сакральному акту искусства, что вызывало бурю негодования у моих педагогов и однокурсников. Конечно, здесь есть творчество, но в целом это навык. Это мое ремесло, которым я отлично владею.
— А что вам как человеку дало это ремесло?
— Я получаю от него колоссальное удовольствие. Уже будучи не только артистом, но и преподавателем актерского мастерства, могу сказать, что в эту профессию люди идут от недолюбленности, от недосказанности. Для меня было важно из гадкого утенка весом сто тридцать пять кило превратиться в востребованного, популярного артиста. Но за всем этим стоит детский комплекс, мне хотелось, чтобы меня любили, мной восхищались, хотелось ощущать себя нужным, чего не было в детстве. Родителей я практически не видел. Они много работали. Сегодня я понимаю, что, наверное, чего-то мне не хватило там, в мои ранние годы.
— Вы пытаетесь со своими детьми избежать подобных ошибок, понимая, что нужно внимание, разговор по душам, а не просто подарок?
— Именно этого мне в детстве и не хватало — диалога. Не могу сказать, что я идеальный отец, у меня нет возможности проводить все время с детьми. Но, думаю, это и не нужно. Мой ребенок может в любой момент постучать, зайти в мой кабинет, задать любой вопрос, и это перерастет в долгую беседу. Но при этом дети должны быть самодостаточными. Помню, мы с бабушкой пошли в консерваторию, и она ненадолго отлучилась, оставив мне программку. И вот сижу я в зале, а справа от меня — элегантная дама аристократической внешности, брюнетка с проседью, лет за семьдесят. Смотрит задумчиво куда-то в пространство. А я был мальчиком общительным, поворачиваюсь к ней: «Вам, наверное, скучно? Возьмите программку». Она ответила: «Юноша, запомните.Воспитанному человеку никогда скучно не бывает». Когда бабушка вернулась, мы познакомились. Оказалось, эта дама — народная артистка СССР Ольга Воронец. Моя задача воспитать детей самодостаточными, которым не скучно наедине с собой.
— Для этого у них есть занятия, им интересные?
— Они занимаются с педагогами, два раза в неделю логопед, речь. Причем у всех троих. Два раза в неделю язык, у кого-то английский, у кого-то китайский, бассейн и музыка. Ариша и Нина играют на фортепиано, Даня — на банджо и укулеле. Еще у них лепка и рисование. Мне кажется, развивающие занятия и хобби — правильная тема.
— Скоро у вас премьера сериала «Идеальная семья» на телеканале ТНТ, вы в роли продюсера телешоу. А что такое идеальная семья для вас?
— Как говорил классик, каждая семья счастлива одинаково, но несчастлива по-своему. Это правда. Идеальная семья — та, где есть радость, достаток, нет болезни, беды. Идеальная семья для меня — моя, с моими детьми, моей женой, родителями и родственниками, с нянями, которые тоже стали ее частью. Приятно, что сегодня снова модно быть семейным. Недавно на мою программу «Эмпатия Мануччи» пришла Тутта Ларсен, я помню ее отчаянной девчонкой в рваных джинсах, с пирсингом и татуировками, ведущей телеканала MTV. Сейчас это мама троих детей, воцерковленный, верующий человек. Мне сложно принять, как такая яркая, мощная краска могла изменить свой цвет на полную противоположность. И она ответила: я же расту, мне уже неинтересны тусовки и рейвы. Я и сам давно к этому пришел. Моей старшей дочери Арише десять лет.
— Вам близок ваш герой? Наверное, подобных персонажей вы встречали не раз.
— На премьеру «Ласкового мая», где я играл главную роль Андрея Разина, пришел Михаил Сергеевич Горбачев. И помню, он сказал, что можно провести прямую линию: Хлестаков, Чичиков, а потом герой Славы Манучарова. Мне знаком этот образ. Но говоря о сериале «Идеальная семья», приятно, что эта история показывает не глянцевую, парадную сторону телевидения, а ее изнанку. И это невероятно интересно — узнать, что творится за кулисами. Надеюсь, картина понравится зрителю, здесь еще и блестящий актерский состав: главные роли исполнили Паша Деревянко и Ольга Медыныч, ну и ваш покорный слуга.
— Не было опасности сделать персонаж схематичным: проныра, циник, который думает только о высоких рейтингах своего шоу?
— Ну такой вот человек, но он живой, не картонный. Думаю, многие телеведущие, посмотрев эту картину, улыбнутся, а один так точно узнает себя. Во многом этот персонаж списан с него, но осмыслен через призму творчества.
— Вы говорите про Андрея Малахова?
— Да, про Андрюшу, который является одним из главных лиц отечественного телевидения. Мой крестный на телевидении, нас многое связывает.
— Ваша жена Дора — врач, далека от медийной сферы. У нее не было опасений, связанных с вашим образом жизни, публичностью?
— Мы с Дорой договорились на берегу, что не будем устраивать пиар-роман и выносить на публику наши личные истории, в частности, мы не афишировали свадьбу. Вообще, Слава Манучаров муж и Слава Манучаров артист — это очень разные люди. У меня есть четкое разделение профессиональной и личной жизни, и ни за какие коврижки (а их было множество) я не пущу камеру домой. Я уже достаточно больно обжегся в первом браке.
— Ваш брак с Викторией продлился всего год — тогда вы не были готовы к ответственности?
— Не год, чуть больше. А в отношениях мы были три года. Поженились, когда захотели завести ребенка. Не сложилось, не могу ответить, почему так. Но когда не стало моей первой жены, я понял, что, наверное, это судьба.
— С Аришей вы все эти годы общались?
— Нет, мы с Викой тогда достаточно серьезно поссорились, и она не показывала Арину, мы не виделись на протяжении шести лет. Но за год до своей смерти она почему-то изменила решение, нашла в себе силы забыть обиды, и мы стали общаться. Она привела Аришу ко мне в дом, в мою семью.
— Наверное, непросто было наладить контакт с дочкой?
— Конечно, она же меня не видела, воспринимала как какого-то чужого дядю. Ведь не объяснишь: я твой папа; доверие и любовь приходят не сразу. Это было непросто. Но самое страшное — сказать своему ребенку, что мамы больше нет. Я помню, когда узнал об этом, мы с дочкой вместе шли из магазина. Мне позвонили, и у меня руки опустились, я выронил пакеты с продуктами на землю. Сегодня я вспоминаю об этом достаточно спокойно, мы оба ходили к психологу, но тогда известие стало шоком.
— Дора поддержала вас в решении взять Аришу в семью?
— Да, мне повезло в этом смысле. Моя жена — очень мудрая, понимающая и принимающая. Она тогда сказала: «Слава, здесь нет других вариантов, Ариша должны жить с нами». Хотя мы оба понимали, что для ребенка это непростая история — вхождение в другую семью, особенно после того, как ее мамы не стало.
— Дора долго жила в Америке, в чем-то проявляется разница менталитета?
— Дора и сейчас живет в Америке: из-за пандемии мы не виделись уже несколько месяцев. Понятно, что есть видеосвязь, но я еще достаточно молодой мужчина, мне тридцать девять лет, и отсутствие жены — сложный момент. Я не могу приехать к ней, она ко мне, и это самое чудовищное испытание. Что касается менталитета, Дора родилась в Москве, на Смоленке, и мы, что называется, из одной песочницы. Когда она была совсем маленькой, ее родители уехали на стажировку в Америку и остались там на всю жизнь. Москвичи, которые переехали жить на Манхэттен, представляют собой очень яркий культурный замес. Бабушка Доры, Римма Борисовна, которой сейчас девяносто три года, — представительница той самой старой русской интеллигенции. В своем преклонном возрасте она находится в абсолютно здравом уме и говорит очень правильные вещи: изменилась только среда обитания, а традиции и устои сохраняются. Даже став жителями Нью-Йорка, они остались москвичами. То, что они помогли мне ощутить в Америке, неоценимо. У для счастья есть абсолютно все, ничто не мешает нам строить свой уникальный национальный мир. Я не могу жить не в России.
— А Дора, видимо, не может без Америки. Поэтому у вас интернациональная семья.
— У нее достаточно серьезная работа, она доктор и занимает высокий пост. Раньше у нее была возможность приезжать на месяц, жить здесь, потом месяц в Штатах, возвращаться снова. Но теперь из-за этой истории с коронавирусом все изменилось.
— Карантин многих заставил пересмотреть свои взгляды на жизнь. Может, нужно принять глобальное решение о переезде?
— Наша семья — жертва в этой ситуации с закрытием границ. Пока мы никак физически не можем это решить. Но я счастлив, что связь между нами все еще существует. Есть чудесная фраза, что разлука для любви как ветер для огня — малую гасит, а большую раздувает. Наш костер стал еще жарче.
